Зеркала судьбы. Изгнанники - Страница 29

– Вроде да… – чтобы убедиться в этом, я открыл глаза и оглядел себя.

Рукава камзола и рубашки в некоторых местах прогорели насквозь, одежда еще тлела. Но ожогов я не обнаружил, кожа была совершенно чистой.

– Лэй, извини, я не успел! Только себя прикрыл щитом! – почти в истерике кричал Вили. Передо мной будто из ниоткуда возник Алишер:

– Удивительно везучий вы эльф, Вэй'иллоский. Ни одного ожога, даже волосы целы, – профессор смотрел на меня с удивлением. – Но, думаю, вам следует отправиться в кабинет лекаря, пройти всестороннее обследование, а затем сразу домой. Да, и еще кое-что. Со следующей недели вы будете брать у меня индивидуальные уроки. Ваша подготовка никуда не годится: мало кто из студентов додумался бы добавить в зелье целый корень… – взгляд Алишера посуровел, а мне на миг показалось, что в его глазах промелькнула тень чего-то такого… Заинтересованности, что ли? Любопытства? – Ступайте!

Я медленно вышел из аудитории и побрел к целительнице. Голова была абсолютно пустой. Еще бы, после такого-то шока!

В кабинете толстая женщина лекарь, бегло осмотрев меня, вынесла странноватый диагноз: «Целый».

После «всестороннего обследования» я направился прямиком домой, намереваясь незаметно прошмыгнуть в свою комнату и переодеться. Не хотел, чтобы тетушка Полли увидела меня в таком состоянии. Зачем зря волновать добрую женщину? После того как однажды за ужином я, поддавшись сентиментальному настроению, рассказал историю своей жизни, хозяйка прониклась ко мне чуть ли не материнскими чувствами.

Проскользнуть в свою комнату, не издавая лишнего шума, мне удалось без труда. Едва успел переодеться, как в дверь постучали. В комнату вошла тетушка Полли.

– Ого, рановато ты. Но это даже хорошо. Пойдем в столовую, мне надо с тобой поговорить.

Обеденный стол еще не был накрыт. На нем одиноко лежал узкий матерчатый сверток длиной примерно в ярд.

– Разверни, – с улыбкой предложила старушка.

Я взял сверток, немного покрутив, откинул полотно и залюбовался. Под грубой тканью скрывалась шпага. Она была удивительно красива. Гарда, образованная крестовиной со щитком и защитной дужкой. Полукруглый щиток, выполненный в виде наложенных друга на друга листочков плюща, представлял собой совершенное произведение искусства. Рукоять заканчивалась небольшим противовесом. Клинок этого великолепия был облачен в не менее красивые ножны из дерева, обитого кожей. Только самый кончик ножен был закован в сталь. Я невольно положил ладонь на рукоять.

– Я хочу подарить ее тебе, – сказала тетушка, кивнув на шпагу.

– Извините, но я не могу принять такой подарок. Она стоит целое состояние!

– Не обижай старую женщину. Оружие принадлежало моему покойному мужу. Он был очень состоятельным торговцем. Супруг заказал эту шпагу у гномов. Он хотел сделать ее семейной реликвией, передавать от отца к сыну. Вот только детей нам боги не дали… Муж погиб в стычке с разбойниками, когда путешествовал с караваном. Шпагу мне привезли вместе с вестью о его гибели. Вынь ее из ножен.

Я сделал, как мне велела тетушка. Клинок оказался заточен с одной стороны, только кончик был обоюдоострым. Такое оружие предназначено, в основном, для колющих ударов, но им можно и рубить. В начале лезвия, ближе к эфесу, я заметил маленькую руну.

– Это имя клинка, – пояснила тетушка Полли. – Дословно руна переводится: «Любовь». Но диалект гномов различает несколько понятий любви. Здесь имеется в виду чувство родителя к ребенку. Прими этот подарок, не отказывайся. Я не могу продать ее, но она напоминает мне о моем горе. Подарив шпагу тебе, я буду считать, что желание моего мужа выполнено. Я бы очень хотела, чтобы мой ребенок был таким как ты. Да и негоже молодому господину путешествовать без приличного оружия. Все равно ты закончишь академию, и не факт, что останешься в Релоте.

– Я никогда этого не забуду, – еще никто не дарил мне таких подарков. Как странно, что здесь, в чужой стране, я нашел материнскую любовь и заботу. Чтоб мне провалиться, если когда-нибудь забуду человека, впервые за долгие годы ставшего мне родным! Я задвинул шпагу в ножны и положил ее перед собой. Потом встал, поклонился и приложился почтительным поцелуем к тетушкиной морщинистой, пахнущей корицей, ручке.

– Вот и отлично, а теперь пора обедать, – тетушка Полли растроганно вытерла глаза, хлопнула в ладоши, и со стороны кухни послышался топот служанки, которая ждала конца разговора, чтобы накрыть стол.

Мара.

И начались мои занятия. Как оказалось, каждому будущему телохранителю Вельш сам назначал срок обучения, исходя из уровня воинской подготовки, выдержки, скорости реакции и прочих качеств, необходимых в работе. Чтобы определить способности новичка, наставник проводил небольшую схватку, после которой либо отказывал в приеме, либо решал, какое время понадобится для превращения ученика в профессионала. И если Вельш считал, что претендент безнадежен, никакие деньги не могли заставить старого вояку изменить решение. Таким образом хозяин школы заботился о своей репутации. Например, Ник, принятый только из-за своей недюжинной силы и успехов в рукопашной, занимался уже год. И все бы ничего – и драться он умел, и с мечом обращался прилично, да Костолом никак не мог добиться от парня спокойствия и сдержанности. Увидев нашу с ним драку, Вельш утвердился в мысли выгнать Ника из школы, и спасло вспыльчивого ученика, как оказалось, только мое вмешательство. Желающих заниматься у Костолома хватало. Недели не проходило, чтобы не явился новенький, а то и несколько. Но и отсев был жесткий. Некоторые, не выдержав нагрузок, уходили сами, других прогонял наставник. При этом деньги, заплаченные за обучение, не возвращались.