– Вот так, молодец. Я скоро вернусь. Ты только не уходи!
Голос замолк. Я снова осталась один на один с дымкой, полной угрозы и боли. Только теперь таящиеся в ней монстры подступали вкрадчиво, медленно, ползли, припадая к земле, сдавленно шипя от ненависти и злобы. Я ждала их, чтобы дать бой. И когда они прыгнули вперед, схватилась со всеми сразу. Теперь пришла надежда, осознание: я не одна, рядом есть кто-то, старающийся помочь. И я сражалась с болезнью, стремилась изгнать ее из тела и души. Не знаю, сколько это длилось. Возможно, краткое мгновение. Но оно показалось мне вечностью. Я начала уставать, и призрачный туман снова обволок меня, его обитатели торжествующе взвыли, празднуя победу. Но тут…
– Телкони си эт эри эль, Эстад а эстадери эль…
Я схватилась за этот звук, как за тонкую ниточку, и пошла за ним, отталкивая от себя уродливые образы, спасаясь от безумия, отшвыривая его прочь. Голос рассказывал что-то незамысловатое, пел песенку на чужом мелодичном языке – непонятную, но ласкающую слух, успокаивающую, отгоняющую боль и чудовищ. Звал меня по имени, уговаривал бороться, вытаскивал из серого марева. Это продолжалось бесконечно долго. Жар и безумие то отступали, то снова впивались в тело и душу, не желая отпускать меня из своих убийственных объятий. Наконец они исчезли, обессилив меня, сделав слабой и беспомощной, как новорожденный волчонок. Но освобожденное сознание подарило счастливую мысль: я буду жить.
– Вот так. Ты молодец. А теперь поспи, тебе нужно отдохнуть, – произнес голос, в котором явственно слышалась усталая хрипотца.
Я провалилась в сон – глубокий, спокойный и целительный. Вокруг меня разливался мягкий, приглушенный свет, и я откуда-то знала, что теперь все будет хорошо. Вдруг из этого света выступила невысокая хрупкая фигура, закутанная в потертый красный плащ, и подплыла ко мне. Зная, что передо мной всего лишь сновидение, я без опаски всматривалась в загадочного пришельца и пыталась вспомнить, где его видела. Длиннопалые руки откинули капюшон, открывая бледное лицо, с которого на меня взглянули огромные красные глаза.
– Тир-на?
– Я не ошиблась в тебе, орка. Ты и вправду сильна, – проговорила ольда. – Но ты победила болезнь, а не судьбу.
– О чем ты?
– Смотри.
Гадалка протянула ладонь, с которой соскользнуло что-то легкое, пестрое, и закружилось вокруг меня, будто крупная бабочка. По знаку когтистого пальца цветной прямоугольник замер в воздухе перед моим лицом. Это была карта – потрепанная, с полустертым, но все еще ярким рисунком, изображающим странное, уродливое существо. У него было тело человека – могучее, мускулистое, прикрытое лишь набедренной повязкой, и увенчанная полумесяцем рогов голова зверя.
– Твоя карта – Повелитель тьмы, – сказала Тир-на. – А на твоих руках я все еще вижу кровь невинных. Ты должна переломить судьбу, Мара. Иначе погубишь много душ, и свою в том числе.
– Но что именно надо сделать? – меня начала раздражать манера ольды говорить намеками и недомолвками.
– Он сумел вырваться из порочного круга. А твой путь проляжет рядом. Но только если сумеешь повернуть свою судьбу туда, куда велит Лак'ха.
Карта взмыла вверх, перевернулась и снова затрепетала перед моими глазами. Только теперь на ней был нарисован облаченный в свободную мантию мужчина со строгим лицом, которое обрамляли длинные светлые волосы.
– Его карта – маг, – пояснила Тир-на. – Это хорошо. Раньше ему выпадала Башня, но он вырвался из этого Аркана.
– Чья карта? – спросила я, не надеясь, впрочем, на вразумительный ответ. – Какой Аркан?
– Никому не позволяй распоряжаться твоей судьбой. А сейчас просыпайся. Соберись с силами. Там ждут твоей помощи…
Ольда накинула капюшон, скрывший ее лицо, и отступила, растворяясь в свете.
– Следи за зеркалами, – донеслось до меня на прощанье.
Открыв глаза, я долго не могла понять, где нахожусь, и что вообще со мной произошло. Пахло дымом. За окном висели низкие грязноватые тучи. Кажется, рассвет… а может быть, вечер. Со всех сторон раздавались болезненные стоны, злобные выкрики, предсмертные хрипы. «Да, – вспомнила я, – Форт. Смертельная болезнь. Бешенство. Плесень. И лазарет, устроенный в ратуше – единственном каменном здании…» С удивлением поняла, что лежу среди умирающих, в этом самом лазарете. Несмотря на то, что гулявший по форту холодный ветер задувал в пустые оконные проемы, мне было тепло и уютно. Кто-то заботливо закутал меня в несколько пуховых одеял, подстелив еще парочку вниз. «Тюки распотрошил», – подумала я. Пошевелила руками и ногами. Веревок не было. Странно. Ведь всех заболевших непременно связывали. Если обычные погонщики, пораженные болезнью, превращались в опаснейших монстров, то что в безумии могла натворить орка? Скосив глаза в бок, я обнаружила валяющиеся рядом разрезанные веревки. Значит, все же связывали. А потом увидели, что иду на поправку, и сняли. Спасибо им. Кстати, а кому им? Что-то ни одного доброго человека, ухаживающего за больными, видно не было. Но кто-то же укрыл меня одеялами, подносил воду, уговаривал не уходить, и еще… пел песню, слова которой, хоть я их и не понимала, сохранились в памяти. Борясь со слабостью, я приподнялась на локте и осмотрелась. С обеих сторон вдоль стены дома лежали люди. Много людей. Одни ревели, пытаясь освободиться от пут, другие постанывали в бреду, третьи тяжело дышали, готовясь отправиться к Десиду. Справа от меня лежал Атиус. Одного взгляда хватило, чтобы понять: дела мага совсем плохи. Лицо его посерело, на губах застыла пена, грудь вздымалась в неровном дыхании. Чуть поодаль я увидела Ала. Мой друг находился еще в начальной стадии болезни: он рычал, извивался и в бессильной ярости бился головой о мраморные плиты пола. Если бы не одеяло, туго свернутое и заботливо подсунутое под затылок, парень давно уже раскроил бы себе череп. Дик… Вальд… еще охранник… погонщик… Я вдруг сообразила, что бешенство поразило едва ли не всех людей в караване. А те, кого я не нашла, скорее всего, уже мертвы. Но все были укрыты одеялами, у многих на лбу лежали смоченные водой тряпицы – единственное средство от жара. Где же тот, кто обиходил целую ораву больных?